«Нужны ощутимые санкции для тех, кто посягает на исторические памятники»

Наблюдающееся в последние годы развитие туристической отрасли в Республике Алтай приносит неоднозначные плоды. Если чиновников радуют динамично растущие показатели, то местные жители переживают по поводу все увеличивающейся антропогенной нагрузки. Негативные последствия ощущают на себе многие сферы, в том числе и научная, в частности, археология. «Банкфакс» поговорил с начальником Центральноалтайского отряда при Институте археологии и этнографии (ИАЭТ) СО РАН, доктором исторических наук Андреем Бородовским о том, как туристический прессинг отражается на работе историков, и может ли эта тенденция лишить Алтай древних памятников.

- Как давно Вы занимаетесь археологией и какова область ваших научных интересов?

- Археологией я занимаюсь с 1976 года, со студенческих лет. Успел поработать в разных регионах Сибири: в Омской, Новосибирской области, Красноярском и Алтайском краях, Республике Алтай, даже работал на Дальнем Востоке - в Кавалеровском районе Приморского края. Работаю в ИАЭТ СО РАН фактически с 1983 года (тогда организация еще носила иное название), то есть в этом году исполняется уже 40 лет.

- Как изменился ландшафт археологических исследований на Алтае с момента начала вашей работы?

- Когда я впервые попал на Алтай, то меня поразило разнообразие памятников. Но практически все они были уже кем-то открыты и широко известны. Я же хотел самостоятельно выявить и исследовать памятник, чтобы не было вопросов авторских прав или какой-то дележки материала. Для Алтая это оказалось довольно проблематично, потому что здесь было известно почти все. И тогда, в ходе работ по проекту Катунской ГЭС, я пришел к мысли, что нужно искать «белые пятна» на этой территории, о которых мало кто знает. Такую территорию удалось найти – это горная долина Нижней Катуни. Все археологи тогда стремились на Юг, и эту зону просто проезжали мимо. А нам в глухом лесу удавалось найти великолепные, не разграбленные курганы. Эти памятники были скрыты дерном, и просто так, невооруженным глазом обнаружить их крайне сложно – нужна определенная методика. Ее я впервые обкатал на Барангольском некрополе. На этом месте сейчас стоит туристическая база «Орлиное гнездо». Потом я нашел уже довольно крупный могильник – больше 250 погребений – в окрестностях Манжерока.

Затем в этой зоне вокруг моих объектов подобные памятники стали находить и другие археологи. Но они работали на другом берегу Катуни – на «Бирюзовой Катуни», на базе «Талда». Там стали выявлять новые, ранее неизвестные курганные группы. И они тоже были не разграблены, что большая редкость для Алтая – здесь процент грабежа исторических памятников – 80-90 %.

- Их разграбили еще в период освоения Алтая?

- Нет, на Алтае в период освоения мало кто что грабил - сказывалось присутствие местного населения. В основном курганы и памятники грабили еще в древности и даже в средневековье. Поэтому все эти разговоры коренного населения о том, что они там никогда ничего не трогали – это вранье. Этот якобы существующий запрет - не тревожить могилы предков - он непонятно когда сформировался, и я к этому отношусь очень скептически.

- Есть ли точки на Алтае, недоступные для проведения полномасштабных исследований, раскопок?

- Конечно, есть. Они могут быть недоступны по многим причинам. Например, в районе Мажойского каскада долгое время не было приличной дороги, и добраться туда на машине было невозможно. Но когда проложили дорогу, я там оказался первым, нашел там большое количество ранее неизвестных науке курганов, петроглифов. Так что транспортная доступность вполне осязаемо ограждает исследователей от некоторых интересных локаций.

Другой фактор – это неадекватное поведение местного населения вне зависимости от национальности. Это часто встречается в верховьях реки Чулышман, в окрестностях озера Джулукуль, Усть-Канском, Онгудайском, Улаганском и Кош-Агачском районах. Все эти примеры приведены не только с чьих-то слов, но по итогам моего многолетнего экспедиционного опыта. Сейчас мест, недоступных по этой причине, становится все больше. Земли порой просто находятся в руках частных лиц. Если они не хотят – они и не впустят никого на свою территорию, и никакие законы им не помешают.

- История последних десятилетий знает примеры, когда коренное население выказывает явное недовольство работой археологов, считая, что ученые тревожат их предков, нарушают сложившиеся устои, оскверняют сакральные места и т.д. Сами не сталкивались с подобным?

- В целом у меня серьезных конфликтов в экспедициях не было. Но я не могу сказать, что их не бывает вообще, притом, даже в условно русских районах республики, я уж не говорю про национальные – там это отдельная история. Археологи сталкиваются с угрозами, набегами, в отдельных случаях дело доходило до стрельбы. Просто нужно работать с людьми на упреждение, чтобы на тебя потом не наезжали. Я немало времени потратил на общение с местным населением. К сожалению, какие бы аргументы ты им не приводил, чаще всего их позиция сводится к следующему: «А нам это не надо». Наверное, чисто по-человечески я их могу понять – ну не хотят они у себя дома видеть чужаков. А по поводу потревоженных могил предков – это еще и по воде вилами писано, насколько культуры, которым принадлежат захоронения, родственны современным алтайцам. Я всегда заранее проводил целенаправленную работу с местным населением на упреждение, поэтому не случалось такого, чтобы меня, например, вытесняли с раскопок.

- Не мог не обратить внимания, что на площадках вашего Отряда часто звучит критика, жалобы по поводу размещения туристических объектов прямо на исторических памятниках. Как много таких примеров на Алтае вы знаете?

- Достаточно много. Не стану называть конкретные турбазы, чтобы это не было рекламой или антирекламой. Для той же самой Нижней Катуни это уже правило. Можно назвать с десяток баз, которые либо отжали какую-то территорию памятника, либо на их территории памятник находится. Наше возмущение - это даже не жалобы. Кому жаловаться-то? Я, к примеру, информацию о таких фактах правоохранителям предоставил, а как они исполняют свои полномочия – это уже другой вопрос. За себя могу сказать, что я все самое главное, что хотел, на этих территориях успел раскопать еще до появления там баз.

Я могу припомнить ситуации, когда органы местного самоуправления в Республике Алтай шли археологам навстречу и позволяли сперва исследовать землю, прежде чем использовать ее под свои нужды. А вот с владельцами турбаз таких примеров я, к сожалению, привести не могу.

- Такие памятники видны невооруженным глазом, или предприниматели о них не догадываются?

- Нет, они не видны, но они достаточно давно известны. Вся информация есть в открытом доступе, в Интернете. Просто у предпринимателей нет желания в это дело вникать. Да и к тому же нахождение памятника накладывает на собственника земли определенные финансовые обязательства, которых наши бизнесмены стараются избегать. Это касается не только турбаз. Бывает, что на раскопах просто строят частные дома.

В той же Японии намного дороже будет не учесть требования охраны памятника, чем оплатить раскопки. А у нас все по-другому. Вот даже в этом году я ездил в Горный Алтай – в районе Элекмонара стоит турбаза, перед которой были два шикарных ранних скифских кургана. Они были прекрасно видны – 15 м в диаметре и 1,5 м в высоту. Но их сровняли с землей и сделали на их месте парковку. Никто за это не понес никакой ответственности, насколько мне известно.

То, как исполняются законы по охране исторических памятников, разнится от региона к региону. В Алтайском крае, например, есть прецеденты, когда кто-то из хозяйствующих субъектов получал штрафы, вынужден был оплачивать раскопки и т.д. В других регионах с этим дела обстоят намного хуже, и Республика Алтай в этом плане – одна из самых провальных. Когда шло строительство всесезонного горнолыжного комплекса «Манжерок» – туда просто никого не пустили из археологов. А когда-то на этом месте обнаружили довольно интересные оленные камни. И точно такой же оленный камень позже я находил на одном из погребальных комплексов. Там, на месте стройки, были памятники, но ни о каком обследовании не было даже и речи. Если сравнивать со строительством той же самой «Бирюзовой Катуни», то там, при всех шероховатостях, прошло полноценное археологическое обследование. Там выявили памятники, они там остаются. А тут, на Манжероке, все делают вид, что ничего нет, хотя на самом деле это не так. Я больше скажу: по территории могильника, который я исследовал, незаконно проложили оптико-волоконный кабель. Я пытался придать ситуацию огласке через СМИ, вплоть до федеральных площадок. Но все сделали вид, что ничего не происходит.

- Бывает ли так, что исторический объект, попавший на территорию турбазы, используется как своеобразный аттракцион для туристов?

- Есть такие примеры. Например, на базе «Манжерок» активно использовали в своих туристических интересах один из некрополей. Он у них до сих пор включен в обзорную программу для туристов при восхождении в горы. Насколько я знаю, подобная схема с памятниками реализовывалась на «Бирюзовой Катуни» в Алтайском крае. Но это все исключения, а не правила.

- Это хороший пример использования памятника или плохой?

- При нормальном подходе это положительный сценарий, хотя бы с точки зрения популяризации науки. Но бывают и негативные примеры – те же петроглифы в урочище Калбак-Таш. Их использование в качестве туробъекта усугубило ситуацию с современными надписями, которые оставляют туристы. Может, было бы лучше, если бы о петроглифах никто широко не знал. На моих курганах люди растаскивают камни, которые мы вручную очищали и перебирали. Хотя мы оставляли аншлаги с информацией о запрете расхищения этих камней.

- Размещение туробъекта ставит крест на идее исследовать тот или иной памятник или все же есть законные инструменты получить доступ к площадке в необходимой степени?

- Когда как. Я вот долго боролся с дорожниками по поводу четырех курганов, которые остались прямо под «Чуйским трактом». Я не думаю, что мне когда-нибудь дадут их раскопать. Это нужно делать сразу, еще до строительства объекта. Вот когда собирались строить газопровод «Алтай», и, к счастью, кстати, не построили, нам дали возможность исследовать всю территорию, по которой он мог пройти.

Вообще за рубежом реальную археологию научились качественно интегрировать в туристические объекты. Например, в Турции я знаю отель, где пол сделан из стекла, а под ним - раскопанные фрагменты византийского сооружения. У нас в Сибири таких примеров нет. Есть попытки, конечно. Тот же Калбак-Таш, но это уж совсем «колхозный» вариант – с деревянными трапами для осмотра этих петроглифов и избой, где берут деньги непонятно за что. Хотя опыт музеефикации петроглифов в мире накоплен огромный, можно было бы подобрать какой-нибудь приличный вариант.

- Насколько активное освоение региона в сфере туризма увеличило антропогенное давление на исторические памятники?

- На Алтае, по моим прикидкам, это давление выросло где-то на 80 %, если сравнивать с началом 1990-х годов. Оно стало настолько сильным, что даже откровенно дикие места обросли большим количеством туристических баз. Это уже необратимый процесс, как мне кажется – вряд ли эти базы уже когда-нибудь закроются. Но «лидером» этой негативной тенденции остается Манжерок и его окрестности. Честно говоря, у меня у самого был период, когда я был серьезно интегрирован в сферу туризма. Это было как раз начало 2000-х годов. У меня тогда не было транспортных возможностей. Мне их открывали, у нас было такое вот взаимовыгодное сотрудничество.

- Существует ли опасность, что из-за интересов бизнеса или высокой антропогенной нагрузки некоторые памятники просто не дойдут до исследователей?

- Мы их уже теряем. Я могу сказать, что археологические памятники побережья Манжерокского озера уже потеряны безвозвратно в результате его освоения. Там прошел такой антропоген, что представить страшно. Археологам там уже не подступиться. Фактически там образовался хороший городской культурный слой, чтобы до чего-то добраться, там нужно приложить серьезные усилия. Но там уже едва ли что-то осталось в сохранности.

- И археологическое сообщество не пыталось указать властям на проблему, открыть им глаза?

- Чтобы открыть им глаза, нужно, чтобы у них было такое желание. Мы на разных уровнях вели переговоры по поводу организации музея или исторического парка на месте одного из комплексов. Но никому из чиновников это не нужно. Хозяйствующие субъекты интересует только вопрос выгоды. Археологию отметают, как что-то несерьезное, еще на этапе подготовки реализации какого-либо проекта. Все обо всем прекрасно знают, здесь не нужно, как говорится, включать дурачка. Просто нужны ощутимые санкции для тех, кто посягает на исторические памятники. Такие, которые бы перечеркивали всю возможную выгоду для нарушителя. Тогда они, чуть заприметив на своей земле какой-то черепок, сами сразу же побегут к властям рассказывать об этом. А у нас до сих пор такого нет. Власти в целом используют к археологическим объектам такой подход, что, если на этом нельзя заработать, то им это и не интересно.