«Лучше отрубить сейчас и никогда к этому не возвращаться»

Несколько дней назад экс-руководитель реготделения ЛДПР в Алтайском крае Евгения Боровикова, которая состояла в партии 14 лет, неожиданно для многих заявила о своем выходе из нее. Политик аргументировала свое решение тем, что она устала бороться с форматом работы, введенным новым руководством реготделения в лице Максима Крайна. Примечательно, что вслед за Боровиковой к кампании по выходу из ЛДПР присоединились члены координационного совета (КС) и десятки активистов по всему региону. По их словам, публичный демарш, начавшийся с депутата АКЗС, вызван внутренним конфликтом с координатором краевой ячейки. Одним из примеров конфронтации стали судебные тяжбы «жириновца» Ивана Брусенко с руководством реготделения по поводу ликвидации первичных и местных ячеек. При это сам Максим Крайн считает, что демарш направлен на его дискредитацию. Между тем кризис наметился и в других региональных отделениях партии по всей России. Евгения Боровикова согласилась пообщаться на эту тему с корреспондентом ИА «Банкфакс» и рассказала, что стало для нее точкой невозврата в ЛДПР, какое давление на нее оказывалось в течение последнего года, и почему урезонить нового руководителя не удалось даже федеральному куратору реготделения. Кроме того, политик поделилась своими планами на будущее и поведала о главных мужчинах в ее жизни.

- Евгения Анатольевна, ваш выход из партии стал самым громким событием политической жизни Алтайского края последних недель. Кто-то уже назвал это скандальным пиаром и даже нарушением политической этики с вашей стороны. Дескать, не стоило выносить сор из избы. Другие вас поддержали. Скажите, было ли это решение взвешенным и не пожалели ли вы об этом? Возможно, стоило отстоять свою позицию перед руководством?

- Решение было принято мною не на эмоциях, оно было взвешенным. Задумываться об этом я начала еще с мая этого года, когда курирующий Алтайский край депутат Елена Строкова написала мне: «Хватит хандрить. Пора включаться в работу». После назначения и.о. руководителя реготделения Максима Крайна я действительно ушла в затишье в части работы в партии и занималась депутатской деятельностью. Новости о моей работе перестали выставлять на наш сайт, печатать в газете. Все это было по указанию Крайна. Он делал все, чтобы мое имя как можно реже появлялось в СМИ, и не поддерживал меня в борьбе за права граждан. Я задавала ему вопрос: зачем в таком случае ЛДПР трубит на каждом углу, что мы политическая сила, которая борется с произволом чиновников, если вы тут же рубите на корню все мои попытки и поощряете то, что на меня поступают бесконечные жалобы? Примечательно, что часть этих жалоб, которые были направлены в АКЗС, потом оказались в центральном аппарате партии. По законодательству обращения граждан, которые поступили в Заксобрание, не могут оказаться в другой инстанции, которая не имеет отношения к данному вопросу. Видимо, некоторые депутаты фракции ЛДПР посчитали, что такими действиями я порочу имидж партии. Ну, что же, порочу и порочу. Я написала в центральный аппарат объяснительные и предоставила все доказательства, что я действовала в интересах граждан в рамках своей депутатской деятельности.

У меня уже опустились руки и мне не хотелось ничего делать, потому что я борюсь с произволом чиновников, а они печатают в газете и на сайте, как дарят пакетики и чистят от фекалий приюты для собак. Это что, политическая партия? Я согласна, что помогать животным тоже нужно, но это не главная задача ЛДПР как политической силы.

Еще противно было наблюдать за тем, как взрослые мужики, имею ввиду Крайна и его окружение, которые служили в армии, опускаются до разного рода сплетней и обсуждений, поднимают какое-то грязное белье, просто переступают черту. Я не позволю лезть в мою семью и отвечу, даже если меня попытается сдержать курирующий депутат или сам Жириновский. Для меня семья — это святое. Это явно дороже, чем место в тергруппе или одномандатный округ. Меня этим не удержать.

Я специально не сказала о своем решении о выходе из партии ни Владимиру Семенову, ни другим коллегам, которые меня всегда поддерживали, чтобы не начались уговоры с их стороны, и я в итоге «уговорилась» бы, я это понимала. Такие решения надо принимать с холодным сердцем. Здравый смысл подсказывал мне, что лучше отрубить сейчас и никогда к этому вопросу больше не возвращаться. Попытки нового руководства вернуть меня были. На протяжении трех дней они просили меня изменить решение. На что я спросила, как они это себе представляют — хлопнуть дверью, заявить всем о выходе, а потом вернуться, якобы это были эмоции? Так поступать неправильно. Я приняла осознанное решение. Партию я люблю, Владимира Жириновского я очень уважаю. Но конкретно с этими людьми я работать не хочу.

- Пробовали ли вы найти консенсус с Максимом Крайном или, возможно, пытались донести до высшего руководства партии, что в реготделении намечается кризис?

- Накануне 9 мая куратор реготделения Елена Строкова, которая была в курсе наших отношений с Крайном, попросила меня проявить благоразумие и принять участие в праздничных акциях, провести какие-то мероприятия, потому что со стороны регионального отделения ничего подобного к этому времени не было. Я проявила инициативу и предложила первым лицам партийной ячейки (депутатам Барнаульской гордумы, АКЗС) лично поучаствовать в праздничных событиях, собрать деньги на венок, возложить его к памятнику, как это всегда было у нас раньше. На что Крайн заявил, что только он будет решать, кто куда и когда пойдет, что будет делать. Это странная позиция, ведь политическая партия — это не коммерческая структура, а общественная организация, где не может быть такого: я — директор, а ты — подчиненный. В Уставе ЛДПР не зря прописано, что она основывается на принципах самоуправления, добровольности и гласности, а со стороны Крайна мы видим уже какое-то самоуправство. Я докладывала об этом Строковой и говорила, что больше проявлять какую-то инициативу в работе с этим человеком не буду. Она не поверила, что он мог так себя повести. Тогда я предоставила ей его ответ одному из активистов партии. Позже она прилетела, чтобы мы втроем сели, поговорили по этому поводу и разрешили все противоречия. Потому что с ним лично я разговаривать и что-то решать не собиралась. Это явно не тот человек, с кем я буду обсуждать, что мне делать дальше, у меня опыта все же побольше. Я более подкована и с юридической точки зрения, и в плане образованности, хоть иногда и не могу выразить свои мысли, в чем меня нередко упрекают. Свои права и обязанности в партии я знаю от и до, и Устав могу рассказать наизусть, в отличие от некоторых.

Дело в том, что Строкова не успела прилететь до того, как прошла первая конференция реготделения 12 июня 2020 года, когда неожиданно для всех был избран новый Координационный совет. Хотя прежнему корсовету до конца истечения срока полномочий оставалось еще около года, и по Уставу Высший совет партии мог распустить его лишь в нескольких случаях. Во-первых, в случае отстранения по решению Высшего совета ЛДПР координатора регионального отделения партии. Во-вторых, в случае принятия Координационным советом решения, противоречащего положениям Устава, решениям руководящих и контрольно-ревизионных органов ЛДПР, но старому составу соответствующих аргументов не предъявили. Более того, они ликвидировали 80 местных и первичных отделений и создали всего четыре. О том, что конференция состоялась в июне, я ничего не знала, как и большинство алтайских «жириновцев». Ее провели втихую, узким кругом. О второй, которая прошла 10 июля, мы тоже узнали случайно. Там не было ни одного депутата — ни представителей городских дум, ни АКЗС, хотя в бытность моей работы присутствие их было обязательным. Даже если они не были делегатами. Мне лично заявили, что не стали меня оповещать, потому что я находилась в отпуске. Причем тут отпуск в АКЗС и работа в партии - я так и не поняла. Другой вопрос, что собирать конференцию можно по решению корсовета, а получилось так, что его члены и не в курсе об этом. На это мне ответили, что мы больше не входим в его состав. Я начала разбираться со всей этой чехардой, когда в край прибыла Строкова. Предполагалось, что мы втроем сядем за стол переговоров и обсудим все, но Максим Крайн заявил, что у него нет на это времени, и ушел. На этом все попытки его вразумить со стороны центра закончились.

- Какие, на ваш взгляд, ошибки допускает новое руководство региональной ячейки ЛДПР?

- У Крайна с самого начала была такая позиция — «боровиковских» нельзя допускать до участия в партийных мероприятиях и активной деятельности в партии. Но если так посудить, «боровиковские» тут все, потому что за 14 лет членства в партии на разных должностях принимала в реготделение всех я. Но новому руководству захотелось делить людей на «боровиковских» и «своих». Тех, кто якобы был моим сторонником, начали блокировать. Причем это действительно живые, деятельные ребята, которые могут оказывать существенную помощь реготделению и работать на его благо. Сейчас актив партии - 5-6 человек, которые не имеют никакого отношения к политике, не могут связать двух слов. У партии в целом упор на омоложение, это неплохо, надо привлекать молодых и активных, но и старую гвардию забывать не стоит, ведь они могут передать свой опыт, дать совет, и вместе решить проблемы гораздо проще. Я ни с кем не ругалась, но если мои права нарушаются, зачем мне такая партия? До этого у нас нормально была выстроена работа реготделения, у нас проводились большие конференции, со всего края приезжало по 120-150 человек, были бурные обсуждения, каждый мог выразить свои эмоции и свои претензии, не без этого. Но мы вместе садились за стол переговоров и решали все.

- Имеет ли значение тот факт, что Крайн прибыл из другого региона и его просто пока не приняли как своего?

- До Крайна к нам приезжал Андрей Ардатов, который начал вносить смуту в реготделении и сталкивать людей лбами. Меня дважды назначали и.о. руководителя, потому что долго не могли подобрать нужную кандидатуру. Мы направляли в Москву имена четверых местных претендентов, но Елена Строкова не пошла на это как куратор и заявила, что будет либо Ардатов, либо Крайн. Крайна я знала как референта, он был всегда любезен, исполнителен. И когда мы оказались в условиях такого выбора, из двух зол я предпочла Крайна, потому что, как казалось, с ним работать будет легче. Хотя мы, безусловно, хотели кого-то из местных. Почему позиция так поменялась, это вопрос к Москве или к курирующему депутату Строковой. Мне это неизвестно. Три года работа велась нормально, никто в дела реготделения не лез.

- Вы не раз заявляли публично, что испытываете самые теплые чувства к лидеру ЛДПР Владимиру Жириновскому и считаете его примером настоящего мужчины и сильного политика. После выхода из партии ваше личное отношение к нему изменилось? Не считаете ли вы, что такой демарш — некое предательство по отношению к нему?

- Я не считаю, что я предала партию. Я не захотела работать с определенными людьми, это две разные вещи. Я буду так же вести свою депутатскую деятельность, не стану сидеть и молчать. Я никуда не ушла. Это можно было бы назвать предательством, если бы я перешла в другую партию, но этого не случилось. Думаю, Владимир Вольфович вообще не в курсе всей этой ситуации, ему об этом просто не докладывают. К тому же я заблокировала в телефоне всех представителей ЛДПР, в том числе и из центрального аппарата партии, чтобы не провоцировать общение.

- Предлагали ли вам уже войти в какую-либо политическую партию? Как вы на это смотрите?

- Мне поступили предложения со стороны депутатов всех парламентских партий, кроме КПРФ. То ли шуткой, то ли всерьез. Даже от непарламентских партий, которые не представлены в АКЗС. Наиболее близки мне лично идеи справеливороссов, но не надо забывать, что по закону я вступить в какую-то другую партию пока не могу. Но придерживаться каких-то взглядов меня никто не может ограничить.

Давно мне поступает предложение возглавить «Казачью партию Российской Федерации» в Алтайском крае. Но принять его я пока не могу, поскольку автоматически лишусь депутатского мандата. Хотя если быть честной, меня серьезно увлекает тема развития казачества в регионе. Это очень сильное направление и как исторический объект изучения, и как движение, которое можно активно развивать, и которое может показать всю свою мощь. Казачество могло бы пригодиться не только для охраны государственных границ, его можно было бы использовать как институт Российской Армии. Казаки могли бы работать с теми военнослужащими, которые не годны по состоянию здоровья, они могли бы давать им необходимые азы боевого искусства и обращения с оружием. Я вхожу и в рабочую группу по делам казачества в Алтайском крае, которую возглавляет вице-губернатор Виталий Снесарь. Но у него и так много различных полномочий помимо этого, ему по сути некогда этим заниматься вплотную, а у меня очень много идей по развитию данного направления, например, создания казачьих станиц на территории Алтайского края с их самобытностью и культурой. Сейчас в алтайском казачестве полный раздрай, и нужен независимый человек, который бы мог всех сплотить. К примеру, можно было бы создать пост советника губернатора по делам казачества. Думаю, я - неплохая кандидатура на этот пост (смеется).

- Стоит заметить, что вы не первый руководитель реготделения, который покидает его со скандалом. Ранее также поступил Андрей Щукин. И именно вам пришлось возглавить «жириновцев» после него. Скажите, что нового вы внесли за годы своего «правления»? Чем принципиально отличалось время под руководством Андрея Щукина и ваше?

- Масштабных перемен после ухода Щукина не было. Объясню почему: я работала его замом, секретарем и по сути даже вовремя его «правления» именно я выполняла всю текущую работу. Андрей Евгеньевич - очень хороший человек и замечательный руководитель, но этой работой он не занимался. Я не хочу сказать, что я работала одна, мы действовали слаженной командой, но весь процесс работы штаб-квартиры, общественных приемных, местных отделений организовывала я. Щукин координировал эту работу, генерировал идеи, предложения, но непосредственно текучкой он не занимался.

- Вы состояли в партии более десятка лет, многие годы провели в руководстве реготделения. За это время и в крае, и в России серьезно изменилась социальная, экономическая, политическая обстановка. Расскажите, как менялась за это время партия, реготделение, как менялся ваш электорат? Может, вспомните какие-то самые яркие события за это время?

- Мы с Андреем Щукиным и Владимиром Семеновым всегда строили работу реготделения так, чтобы в крае с нами считались, слышали нас, учитывали наше мнения, принимали во внимания наши замечания. В этом году региональное отделение ЛДПР очень ослабло, потому что всех тяжеловесов ЛДПР в политике они задвинули. Ирину Шудру я тяжеловесом не считаю. У нас с ней свои взаимоотношения. Сейчас реготделение потеряло вес и для исполнительной власти, и для законодательной.

А если говорить о ярких моментах, то это, конечно, выборы 2016 года, когда мы получили девять мандатов в АКЗС — один по округу и восемь — по списку. И как бы Щукин не вешал себе медали и не говорил, что это его заслуга, я считаю, что это победа всей команды, где каждый слышал друг друга, каждый занимался своим направлением и не перетягивал одеяло на себя.

- После прихода Крайна реготделение почти перестало устраивать яркие акции, которые часто становились темой для обсуждения СМИ и общества, привлекали внимание к проблемам. Это установка федерального руководства или личная позиция Крайна?

- У нас действительно было огромное количество мероприятий, именно политических, когда мы отстаивали интересы граждан, поддерживали студентов или незащищенные категории жителей края, а не просто дарили пакетики к праздникам. Я это мероприятиями в полной мере не считала никогда. Многие говорили, что я занималась самопиаром, но этого не было. И даже если считать это самопиаром, в любом случае все эти акции ассоциировались с четырьмя буквами — ЛДПР. Думаю, Крайну просто не с кем сейчас работать, он окружил себя не теми людьми. Даже если ты убрал активных координаторов, то не отодвигай их от работы совсем, не важно, какого они возраста. Всегда можно распределить сферы деятельности между людьми. А получается так, «Крайн & Co.» сейчас в кружок сели, лопушком прикрылись и сидят. Зачем сидим, кого ждем? До выборов осталось совсем ничего. Я не знаю, с чем они собрались туда идти.

- Почему ваш «демарш» поддержали и другие алтайские партийцы, которые заявляют о массовом выходе из ЛДПР? В чем именно они не сошлись с Крайном?

- Брусенко (Иван Брусенко, член ЛДПР, - прим. ред. БФ) хотел баллотироваться на нынешних выборах от Первомайского района. Он несколько раз звонил руководству, говорил об этом, ему обещали решить этот вопрос. А позже он узнал, что, оказывается конференция уже прошла, кандидатов выдвинули, а его так никто и не позвал. Поэтому он и обратился в суд, чтобы отстоять свои права. Я уверена, что его теперь исключат, просто найдут для этого повод. Как заявил Крайн: «Мы ищем крота, который это все устроил». Разве может руководитель реготделения так выражаться? Он упразднил все местные отделения, оставил всего четыре: Новичиха, Курья, Краснощеково и Волчиха — в общей сложности примерно 200 членов партии. А всего в крае 9200 «жириновцев». Почему в таком случае 9 тысяч партийцев не участвовали в принятии решений? На сайте не было никаких объявлений на этот счет. Даже встарь был глашатай, который на площади объявлял жителям, какой указ принят царем, чтобы все были в курсе. А здесь все сделали тихо, так, что никто вообще не знал о переменах. Людей это возмущает, поэтому многие приняли решение покинуть ряды ЛДПР.

- Правда ли, что после того, как вы покинули пост и отделение возглавил новый руководитель, на вас стали оказывать давление, в том числе при принятии важных решений? В чем это выражалось?

- Первая же попытка Крайна как-то повлиять на руководство фракции в АКЗС состояла в том, чтобы лишить меня должности заместителя. Депутаты, которые были против меня, составили заявление о досрочном прекращении моих полномочий как заместителя руководителя фракции, и Крайн лично вручил это заявление руководителю фракции Владимиру Семенову за одну минуту до начала заседания. Хотя Семенов предлагал не торопиться и разобраться в ситуации. В результате на мое место поставили Ирину Шудру, и ситуация в деятельности фракции ЛДПР в АКЗС только усугубилась. При этом Крайн как руководитель реготделения мог бы встретиться со мной лично и объяснить, почему меня захотели снять с должности, какие претензии были ко мне как к заместителю, дать мне время, чтобы исправить свои ошибки, если они были, но он так не сделал. Руководитель так не поступает.

- Можно ли говорить, что такая ситуация характерна не только для Алтайского края. К примеру, в Хабаровске на днях сразу 17 депутатов гордумы заявили, что отказываются от принадлежности к ЛДПР по различным мотивам. Как вы можете это объяснить? Значит ли это, что проблема вышла на федеральный уровень?

- Дело в человеческом факторе. Есть определенные люди, которые курируют регионы по федеральной структуре. Так вот кураторы иногда начинают позволять себе лишнее с простыми людьми, такими, как я. А ведь мы - тоже депутаты, у нас тоже есть свои права. В результате взаимоотношения кураторов с реготделениями получаются сложными, а до Владимира Жириновского данная информация просто не доходит. А если доходит, то в большинстве случаев поздно уже что-то изменить. Он не в курсе многих событий. И если я вышла из партии одна, то в Хабаровске — сразу 17 депутатов, а это уже скандал. И куратору пришлось с ними договариваться, слушать их и решать эту проблему. Возможно, этим они хотели показать, что у них есть права, и заставить с ними считаться. Кстати, депутат Государственной Думы РФ Дмитрий Савельев, избранный от Новосибирской области, тоже вышел из партии.

- После того, как новость о выходе 17 хабаровских депутатов распространилась в федеральных СМИ, последовало сообщение о том, что они передумали. Как считаете, могли на них надавить сверху? В целом ЛДПР считается парией с жесткой вертикальной структурой, где решения могут напрямую спускаться из Москвы. Насколько оправдано такое мнение и какие в таком положении дел плюсы и минусы?

- Думаю, что это не было решением сверху. На самом деле регионы в ЛДПР всегда свою позицию высказывают. Где-то это происходит громко, где-то тише. Но продавить членов партии довольно сложно.

- Бывали ли в вашей политической деятельности случаи, когда вы поступались личным мнением или не выражали свою позицию потому, что это противоречило установкам из центра? Можете привести пример?

- Со мной такое случалось. Взять то же голосование по бюджету. У куратора региона всегда была установка голосовать «против». Я этого никогда не понимала. Не важно, приняли наши поправки или нет, бюджет принимать нужно, это самый важный документ.

- События в ЛДПР дали повод некоторым экспертам говорить о возможном закате партии. Как думаете, насколько это реально и почему сложилось такое мнение? Что нужно сделать, чтобы этого не произошло?

- Сколько ниточке не вейся, все равно конец придет. Все в мире не вечно. Что-то рождается, что-то умирает. Но есть все-таки цикл, а есть предел. ЛДПР существует уже 30 лет. Я, конечно, не хочу, чтобы партия разрушалась, но это неизбежно. То же случится и с остальными парламентскими партиями, возможно, произойдет какое-то объединение политических сил, а может, наоборот, дробление партий на более мелкие. Трансформация неизбежна, просто у кого-то это случится раньше, у кого-то позже.

- Партия называется либерально-демократической, однако часто (почти всегда) стоит на консервативных, иногда националистических позициях, а высказывания Жириновского либеральными не назовешь. Почему так происходит? Название – это просто исторический момент или в партии собственное понимание либерализма?

- ЛДПР всегда была в центре, ни к левым, ни к правым она не относилась. Тут, скорее, стоит отталкиваться от терминов: народ, свобода, законность, порядок и не более того. Возможно, есть какое-то свое понимание либеральной демократии, не спорю.

- Кроме Владимира Вольфовича из известных мужчин вам импонирует и певец Стас Михайлов. Вы не пропускаете его концертов и посвящаете ему публикации в соцсетях. Можете рассказать, с чего началась такая большая симпатия и чем вас привлекает его творчество?

- Еще в 1990-е годы, когда я училась в школе, мама привезла из поездки кассету с его песнями. Думаю, дай-ка послушаю, что там. Сначала просто слушала музыку, потом уже обратила внимание на слова. Да, это не дискотечная музыка, это стихи со смыслом, и меня это зацепило. Я стала покупать эти кассеты, следить за выходом новых альбомов. Первый его концерт в Барнауле состоялся в 2007 году, билет на первый ряд стоил 2 тысячи рублей, а моя студенческая стипендия была 950 рублей. Я долго копила, подрабатывала, раздавая листовки, и купила его. Кстати, все билеты на концерты Михайлова я храню. Однажды концерт выпал на мой день рождения, и он подарил мне букет, у меня есть фото с этого дня.

- В соцсетях и правда можно увидеть ваши фото со Стасом Михайловым. А не пытались поговорить с ним о политике? Может, и политические взгляды у него совпадают с вашими? Или это не важно для вас?

- Мы с ним неоднократно общались лично, и он прекрасно знает, что я представитель ЛДПР. Даже в одном из интервью он упоминал, что у него есть поклонница в Барнауле из этой партии. Я же всегда выхожу на сцену с большим букетом и говорю: «Это вам от фракции ЛДПР». Некоторые коллеги даже возмущались по этому поводу, но я считаю, что это дополнительный пиар, ведь у него большое количество поклонников по всей стране, и лишний раз кто-то услышит о нас. В процессе концерта он подходит ко мне, предлагает с ним спеть и смеется: «А что так скромно? У вас лидер не такой скромный». Я, кстати, хотела использовать его имя, когда шла на выборы по Ленинскому району Барнаула — разместить на плакате его фото и фото Жириновского, но как раз законодательство изменили, и использовать изображения стало нельзя, поэтому ход не получился.

- Вы одна воспитываете дочь и по возможности проводите с ней большое количество времени, скажите, не мешает ли наличие ребенка политической карьере (возможно, делает вас более сентиментальной и уязвимой) и насколько в целом сложно совмещать такую деятельность и семью?

- До рождения дочери я была совсем другим человеком. Некоторые в то время называли меня «бешеная табуретка», и мне было наплевать на все. Я никогда не стеснялась в выражениях, я не скрывала, что я из деревни, что доила по 11 коров. Попробуй не выругаться матом, когда баран норовит насадить тебя на забор. Но с появлением ребенка меняется все. Все хотят задеть побольнее, поэтому пишут, что я мать-одиночка, обсуждают, от кого я родила свою дочь. Это никого не касается, это моя личная жизнь. Такие моменты я сразу пресекаю, могу и по лицу ударить, что тут скрывать. Про меня можете говорить, что угодно, но мои близкие — это святое. В реготделении началось слежение за мной, куда я пошла и с кем, во что мой ребенок одет и т. д. Я всегда говорила: «По моей работе есть вопросы? Нет? Ну, тогда до свидания».

Воспитывать ребенка одной очень тяжело. К тому же у меня ипотека. А родственники Максима Крайна пишут в Сети, что я тут все разворовала, а он это пресек. А что тут было воровать? Ни для кого не секрет, что содержание реготделения финансировал Владимир Семенов. Что я тут могла украсть? Я уже подала заявление в полицию на клевету. Сейчас ведутся следственные действия.

- В последнее время среди политиков появляется все больше представительниц слабого пола, однако подавляющее число это все же мужчины. Сейчас во всем мире актуальна тема харассмента. Скажите, за время вашей карьеры испытывали ли вы когда-то домогательства или любое давление со стороны мужчин?

- У меня такого никогда не было. Многие же считают меня скандальной женщиной. Кто захочет связываться? Это же все равно выплывет в публичную плоскость. Да и смотря у кого какая весовая категория (смеется). Я уверена, что сейчас начнется давление и на спикера АЗКС Александра Романенко, и на губернатора Виктора Томенко, чтобы лишить меня работы в АКЗС. Я не знаю, пойдут ли они на это. Но тогда у коммунистов возникнет вопрос, почему Юрия Астанчика не уволили в том же случае, получится прецедент, скандал. Не думаю, что он им нужен. Просто по щелчку курирующего депутата и координатора реготделения это вряд ли произойдет.

- Считаете ли вы себя сильной женщиной? С каким девизом вы шагаете по жизни?

- Да, считаю. В свое время девиз мне придумал Андрей Щукин: «Сильная русская женщина - хоть в огонь, хоть в воду». С ним и живу.