Главреж Молодежного театра Алтая Дмитрий Егоров: с уходом Валерия Золотухина оборвалась важная ниточка, которая связывала культурное пространство Москвы и Барнаула

В Барнауле завершается гражданская панихида по народному артисту России, художественному руководителю Молодежного театра Алтая Валерию Золотухину, который скончался 30 марта в Москве на 72 году жизни. «Лихой простой парень, которого даже московская прописка и всенародная слава Таганки не заставили отказаться от национальности «сибиряк», - так написал о нем в «Петербургский театральный журнал» главный режиссер Молодежного театра Алтая и главреж питерского «Этюд-театра» Дмитрий Егоров. Предлагаем познакомиться с публикацией:

— Жуткие дни. Жуткие. Не просто черная полоса, а чернейшая. Со всех сторон. «ON.ТЕАТР» в Питере закрывают. Говорят, что сосед-эмвэдэшник «заказал» театр. Ему мешают звуки аплодисментов по вечерам. И действительно, театр закрывают. В Москве горит ГИТИС. В блогах все пишут, что, скорее всего, поджог. Умирает совсем молодой актер Дмитрий Семак, в этом году закончивший институт. После долгой болезни умирает Валерий Сергеевич Золотухин. Это очень странное ощущение, когда понимаешь, что твой спектакль стал для актера последним. Тем более, для такого актера.

Смотрю на видео «Дорожные жалобы» с 10-летнего юбилея Таганки. И вижу свободных, чуть-чуть выпивших, полных сил и энергии людей. Золотухин поет. За его спиной — Высоцкий, Филатов, Дыховичный, Шаповалов, чуть в стороне — Любимов. Озорная, драйвовая и дружная банда крепких и сильных мужиков. И становится очень ясно, чем они рвали тогдашнюю Москву. Наглостью, дерзостью, прямотой, какой-то революционной театральной энергией, с песнями на разрыв аорты.

Ушли эти несгибаемые люди. Что пел бы сейчас Высоцкий? О чем писал бы пьесы Филатов? Что сейчас из себя представляет легендарная Таганка? И вот — умер Валерий Сергеевич Золотухин.

Сибиряк Золотухин. Наверное, он так здорово вписался тогда в ансамбль Таганки именно какой-то своей сибирской неотесанностью. Лихой простой парень, которого даже московская прописка и всенародная слава Таганки не заставили отказаться от национальности «сибиряк».

Мы репетировали в Барнауле этой осенью. Любимов лежал в больнице с тяжелым диагнозом. Золотухин репетировал Судью в «С любимыми не расставайтесь». Зазвонил мобильник. Бледнеет. «Любимов в больнице… Не принимает людей с Таганки? Ну, напишите письмо, сходите, это же важно». Недолго молчит. Продолжает репетировать. Снова телефон. «Любимов в коме?» Молчит. Продолжает репетировать.

Видно было, и понятно из коротких разговоров, что переживал он по поводу конфликта Таганки с Любимовым сильно. И вообще, это, наверное, несправедливый выбор — когда актера заставляют выбирать между родным театром и не менее родным режиссером. И как сделать этот выбор, когда театр неотделим от режиссера? Он выбрал театр. Кто-то назвал это предательством, кто-то отнесся спокойно, кто-то говорил, что такой поступок бессовестен, — единого мнения не было.

Совесть вообще штука сложная и тяжелая. И видно по нему было, что с совестью он разбирался. В конце своей жизни он построил в родном селе церковь. В Барнауле добился постройки нового здания для театра. Не такого, о каком мечталось, наверное, но добился. И Таганку, думаю, принял из тех же побуждений совести. Из таких же побуждений, наверное, Лавров принимал БДТ после Товстоногова. Не знаю, насколько это продуктивно. Но это, наверное, естественное желание хоть как-то сохранить тот мир, в котором ты прожил всю свою театральную жизнь. Даже если понимаешь, что этот мир таким уже никогда не будет.

Вышли на сцену. Тут стало труднее. Из него рвалась, била на уровне рефлекса та самая энергия старой Таганки, когда о чем бы ни говорили на сцене — говорили на разрыв аорты. «Валерий Сергеевич, не наезжайте не ребят, это они должны на вас наезжать».

В день премьеры «С любимыми не расставайтесь» мы играли утренний прогон и вечернюю премьеру. Прогон не задался. Надо было сделать замечания. При большом количестве молодых. «Валерий Сергеевич, это совсем не туда, откуда такой пафос взялся?» Молчит, глаза улыбаются. Вечер. Выходит, играет тихо и спокойно. После спектакля, естественно, ему надо бы быть с губернатором, который смотрел премьеру. Сбегает на обсуждение спектакля. Твердит актерам одно: «С Егоровым не расставайтесь». Это казалось какой-то стариковской шуткой. Теперь ясно понимаю — он уже тогда все знал.

Как худрука его оценивать не берусь. Ясно одно — на Алтае он обладал нерушимым авторитетом, который пробивал любые стены. Надо было ехать на фестиваль, а театру не давали денег на выезд — он звонил губернатору. Надо было приехать и «подстраховать» возможно неугодный спектакль — он приезжал и подстраховывал. Надо было сыграть — он приезжал и играл. Ни в один из спектаклей он не влезал. И вот тут для любого режиссера начиналось гораздо более сложное испытание — свободой. Когда тебе никто ничего не диктует, никто не требует. Просто важно было сделать хороший спектакль, когда тебе никто ничего не приказывает.

Когда умер Кирилл Юрьевич Лавров, закончилась эпоха БДТ. Худруком был назначен Чхеидзе. «Темур Нодарович, поздравляю». — «Митя, не с чем поздравлять. Перед Лавровым все двери открывались, а кто я?» Не знаю, насколько закончилась с уходом Валерия Сергеевича Золотухина эпоха на Таганке, но на Алтае определенно что-то очень важное закончилось. Оборвалась какая-то очень важная ниточка, которая связывала культурное пространство Москвы и Барнаула. Умер Валерий Сергеевич Золотухин.