«России нужна интенсивная модель ведения лесного хозяйства»

Директор Института леса им. В.Н. Сукачева СО РАН (Красноярск), доктор биологических наук, профессор Александр Онучин рассказал о том, какие пожары нужно тушить, как избежать проблемы старения лесов и какую роль сибирские насаждения играют в уменьшении углеродного следа.

– Александр Александрович, тема лесных пожаров обсуждается уже несколько лет подряд. В интернете вспыхивают ожесточенные «бои». Одни говорят, государство не выделяет денег на тушение возгораний и охрану от пожаров, другие считают, что труднодоступные леса и вовсе тушить не надо. Что вы думаете по этому поводу?

– Охрана лесов от пожаров действительно не совершенна. Нет надежной системы прогноза и развития возгораний. Основы такой системы были разработаны в нашем институте в 2010 году. Однако по разным причинам не было опытно-производственной проверки этой системы на действующих пожарах. При этом ретроспективный анализ показал, что система работает неплохо.

Что касается тушения лесных пожаров, то, если речь идет о возгораниях, угрожающих населенным пунктам, их нужно тушить все без исключения. Надо ли тушить возгорания, которые далеко от сел, – на этот вопрос как раз и отвечает система прогноза и развития лесных пожаров. Она позволяет оценить эколого-экономический ущерб на каждом этапе пожара и показать, будут ли затраты на тушение превышать этот ущерб или нет. Нужно понимать, что некоторые пожары, когда они всерьез разбушевались (даже если мы привлечем все силы и средства), просто невозможно остановить. Поэтому при разгуле стихии важно защищать населенные пункты, лесосырьевые базы и леса высокой природоохранной ценности.

– Бытует мнение, что леса раньше не горели так сильно, как сейчас. Так ли это?

– Все сибирские леса на протяжении своей истории горели. Почвоведы института при изучении почвенных разрезов находили угольки от лесных пожаров, которые происходили столетия назад. Это, конечно, не значит, что пожары не нужно тушить.

Опять же нужно понимать, о каком пожаре идет речь. Если это беглый низовой пожар, то он может не только не вредить, но и идти на пользу лесу – благодаря выгоранию подстилки, сухому напочвенному покрову происходит содействие естественному возобновлению лесов. Это как контролируемое выжигание, которое проводится в весенний период. Правда, по этому вопросу однозначного мнения у ученых до сих пор нет. Тем не менее благодаря такому мероприятию удается предотвращать переход пожаров, возникающих вдоль кромок, в лес.

– Какая задача в лесном хозяйстве, на ваш взгляд, является первоочередной?

– Необходимо внедрять систему устойчивого управления лесами. До сих пор отечественная система лесного хозяйства развивается экстенсивно, то есть освоению подлежат леса, которые выросли без значительных усилий человека. Мы практически везде вырубаем то, что нам дала природа. На площадях, где провели рубки деревьев ценных пород 50-70 лет назад, сегодня растут низкотоварная древесина, кустарники. И мало что делается, чтобы начать выращивать в этих местах высокопродуктивные леса.

Система устойчивого управления лесами не означает, что мы должны полностью отказаться от экстенсивной модели. Да, на каких-то участках будет не оправдано вводить интенсивную модель лесовыращивания. Это, например, северная тайга, где лес растет без вмешательства человека 250-300 лет.

– Есть ли в данном случае какая-то региональная специфика?

– Безусловно. Необходимо будет зонировать территории и выделять леса с интенсивной формой ведения лесного хозяйства, экстенсивной, леса защитные и резервные. По регионам будет большая разница. Площадь, предусмотренная для интенсивного ведения хозяйства, будет составлять порядка 10 %, но на ней будут выращивать не менее половины всей потребляемой высококачественной древесины. Если удастся внедрить эту систему, то в будущем мы избежим дефицита качественного сырья, востребованного предприятиями лесного комплекса, сократим вырубку лесов с важными экологическими функциями.

– Существует ли вы действительности такая проблема как старение лесов?

– Да. Но она может исчезнуть при внедрении системы устойчивого управления. Что это значит? Если у нас будут леса для выращивания, так называемые плантации, какой смысл там держать лес до возраста 120-150 лет? Если в регионе площадь лесов под интенсивное лесное хозяйство составит 20 или 30 %, то мы будем как в огороде снимать урожай. Но если говорить о лесах, которые выполняют важные защитные функции, то там не надо стараться внедрять интенсивную форму хозяйства. Понятно, что в этом случае леса будут разновозрастными, в том числе и старыми.

– Вы бывали в Алтайском крае. Как можете оценить уникальные ленточные боры, где доля спелого и перестойного леса местами составляет более 80 %?

– У меня сложилось мнение, что те выборочные рубки, которые ведутся в этих лесах, происходят с малой интенсивностью. На мой взгляд, с лесоводственной точки зрения выборка 10-15 % недостаточна. Под сомкнутыми кронами высокополнотных сосняков нет условий для возобновления. Если бы провели узколесосечные рубки или рубки с более высокой интенсивностью – 30, 40, 50 %, то мы бы создали условия для естественного возобновления. Когда молодые насаждения поднимутся, то можно убирать основной полог. Таким образом, будет обеспечен непрерывный процесс роста. А так мы подавляем рост молодого поколения, а в старом поколении начинают преобладать процессы деструкции.

– Что будет, если все останется без изменений?

– Я не исключаю, что если такие высокополнотные сосняки войдут в стадию распада, то начнется их поражение болезнями и вредителями, будет высокий риск лесных пожаров. Надо все-таки сделать зонирование территории, выделить особо охраняемые природные территории, а на остальной площади провести выборочные рубки с той интенсивностью, которая позволит омолодить боры.

– В регионах России уже есть практика устойчивого управления лесами?

– Я побывал во многих регионах и не видел такой системы. В скандинавских странах эта система налажена. Но там есть другие проблемы – с биоразнообразием. Если доминирует интенсивная модель на всей площади, это тоже плохо. Должны оставаться особо охраняемые участки, где установлен щадящий режим, и основная цель – не заготовка древесины, а выполнение средообразующих функций.

– Сейчас очень популярна тема депонирования углерода. Какова роль сибирских лесов в снижении углеродного следа?

– Тема действительно становится модной и иногда спекулятивной. У сибирских лесов большой углерододепонирующий потенциал. В первую очередь, это связано с накоплением органической массы в древесине и с тем, что часть этой органики в условиях вечной мерзлоты вмораживается в почву и таким образом подавляются процессы эмиссии углерода. У тропических лесов продуктивность выше, но вся органика быстро перерабатывается и опять попадает в атмосферу.

Во-вторых, вклад в уменьшение углеродного следа вносят переработчики древесины. Древесина, которая заготавливается и затем идет, например, на домостроение, мебель, на длительное время выводится из оборота, углерод консервируется. В-третьих, если мы используем такую древесину для топлива, то тем самым сокращаем добычу ископаемого топлива – угля и газа.

Но самое главное – это охранять леса от пожаров. Пожары – это и есть выброс эмиссии, на этот период леса становятся источником углекислого газа в атмосфере.

– Можете ли выделить регионы, где лесное хозяйство ведется на высоком уровне, максимально соблюдается интерес экологии и экономики?

– Из того, что я видел, могу сказать, в европейской части, в частности в Архангельской области, высокий уровень лесной промышленности. Не остается отходов на лесосеках – все сырье полностью используется. Но там наблюдается скрытый переруб на расчетной лесосеке. Ресурсный потенциал подрывается. Если говорить про Сибирь, то у нас, наоборот, много остается неиспользованной древесины – до 40 %. Не во всех регионах есть такие же современные технологии по глубокой переработке, как, например, в Алтайском крае, где, к слову сказать, уровень ведения лесного хозяйства с советских времен остался на должном уровне.

– Чем в настоящее время занимается институт леса, который вы возглавляете?

– Вы знаете, что принята стратегия развития лесного комплекса РФ до тридцатого года. Наши предложения нашли там отражение. Сейчас идет согласование плана реализации стратегии. Это задачи прикладного характера. Также институт работает над решением фундаментальных задач теоретического характера. Это и биоразнообразие, и изменение климата, и экологические функции лесов. Сформулирована концепция географического детерминизма в оценке гидрологической роли лесов, которая объясняет, почему в одних условиях леса увеличивают сток рек, а в других нет, и как надо сочетать интересы водного и лесного хозяйства.

– По каким критериям обывателю можно отличить ответственного лесопользователя и убедиться, что работы ведутся законно? Либо, при отсутствии таких критериев, бить тревогу?

– Ответственный лесопользователь – залог сохранения лесов. Разные лесопользователи по-разному относятся к ресурсу, которым располагают. Это факт, поэтому бдительность общественности не помешает. Я бы выделил четыре основных критерия. Первый – это посадки леса. Хотя для типов леса, где необходимо именно содействовать естественному возобновлению, это не так важно. Но тем не менее обывателю посадки леса понятнее. Второе – это наличие системы охраны лесов от пожаров и отсутствие крупных лесных пожаров. Третье – современная глубокая переработка древесины. Если есть леса, но нет технологий по его превращению в продукт, – это тревожный сигнал. И последнее – это грамотный уход за лесами: своевременное проведение рубок ухода и других лесохозяйственных мероприятий, обеспечивающих успешный рост лесов.