«Мы упустили кое-что в здравоохранении»

По данным Алтайкрайздрава, в 2015 году количество жалоб на действия медработников выросло на 1,5 % по сравнению с 2014 годом. При этом речь идет в том числе о фактах грубости, невнимательности и панибратства медицинского персонала в отдельных организациях. О том, как вернуть статусу врача утраченный благородный ореол, как медики должны отвечать за свои ошибки и почему за границей медицина не лучше отечественной ИА «Банкфакс» рассказал основатель и заведующий кафедрой урологии и нефрологии АГМУ, доктор медицинских наук, профессор, заслуженный врач РФ Александр Неймарк.

-Александр Израилевич, вокруг медицинской сферы в Алтайском крае в последнее время постоянно возникают какие-то скандалы. Это последствия реформирования отрасли или просто ее специфика? Каково ваше видение?

-Вы знаете, я тут вижу две стороны дела. Врачебные ошибки происходили всегда, так было и в советское время, и в нынешний период. Но ранее информация не была так доступна для СМИ, поэтому и не возникало в обществе подобного резонанса, существовала достаточно жесткая цензура. Сейчас все форс-мажорные ситуации мгновенно становятся достоянием гласности. Ошибки случаются – иногда по вине врачей, иногда в силу сложившихся обстоятельств. Население тоже испытало на себе определенные проблемы. Тот неблагоприятный фон, на котором развивается болезнь, иногда приобретает необычные формы, которые, к сожалению, приводят к печальным последствиям.

Мы упустили кое-что в здравоохранении, особенно в 1990-е годы: не вкладывались деньги в отрасль, были задержки зарплаты по несколько месяцев, в итоге часть врачей ушла из медицины. Сейчас ощущаем последствия того кризиса по нескольким специальностям. Поворот, который наметился в последние годы в здравоохранении, требует времени, переоснащения оборудования, дополнительных вложений, в конце концов изменения психологии самих врачей.

Специальность опять поднимается, мы это видим в своем вузе. Если в 1990-е годы количество желающих получить медобразование уменьшалось, то сейчас молодежь к нам идет и очень много талантливых людей с горящими глазами, которые понимают, чего они хотят. Я по натуре оптимист, считаю, что черная полоса неизбежно сменяется белой. Сейчас все делается и на краевом, и на федеральном уровнях, чтобы это произошло.

-Мы публиковали целый ряд историй, когда люди по сути становились жертвами врачей. Это история Виктора Дмитрюка в Заринске (не дождался помощи в приемном покое), Вероники Калининой (родовая травма ребенка) в Рубцовске, Вадима Вечеркова и Александра Семченко (умерли от менингита) из Барнаула. Как вы думаете, почему становятся возможны такие истории? Поможет ли здесь уголовное преследование врачей?

-Все эти ситуации разбираются в Главном управлении по здравоохранению при помощи разных специалистов. Все происходящее в родильных домах рассматривает комиссия по родовспоможению с участием главного краевого акушера-гинеколога. И поверьте, там идет очень жесткий разговор – кто туда попадает, больше уже не захочет там вновь оказаться. Идет детальный разбор каждой ситуации – действия врача, последствия, выводы делаются в обязательном порядке.

Но здесь хочется дать совет – все-таки со стороны управления надо обязательно сообщать, чем закончилась та или иная история, так как это делается далеко не всегда. Надо быть последовательными все же. Если виноват врач – нужно точно назвать, в чем он ошибся. Если ЧП произошло из-за всяких привходящих ситуаций, в которых оказываются пациент и доктор, тоже необходимы пояснения. Что касается уголовного наказания, все это должно решаться в каждом случае индивидуально.

Такие ситуации были всегда. Назову только две последние федеральных истории, которые сейчас на слуху. Это массовая гибель младенцев перед Новым годом в Орле в перинатальном центре. Написали, дали сенсацию и все успокоились на этом. А надо бы конец истории понять. Например, младенцы не могли выжить из-за того, что имели низкую массу тела и выходить их было невозможно. Или наоборот, был просмотр тяжелой ситуации со стороны медперсонала. Боюсь, что мы так и не узнаем, чем там все дело окончится. Другая история – в Санкт-Петербурге, где у женщины в животе во время операции якобы забыли медицинскую салфетку. Почему эту салфетку никто не видел в руках, а только на фото? Как она смогла бы ходить с таким «одеялом» в животе две недели? Да тут пошевелиться-то трудно бы было, не то что передвигаться. В итоге «обмазали» один из лучших медцентров Петербурга с ног до головы, там уже из-за этого случая прошли кадровые перестановки, ну а дальше-то что? Кто ее исследовал, эту салфетку, к примеру, из живота ли она на самом деле взялась? Для этого есть судмедэкспертиза. А так просто вбросили информацию, все поохали, какие у нас врачи плохие, как они могли такое сделать и все... Честно говоря, думаю, что это самая настоящая «подстава».

-Медицинская палата Алтайского в декабре прошлого года заявила о том, что считает несоблюдение этических норм и правил, принятых профессиональным сообществом, одной из главных проблем алтайской медицины. Согласны ли вы с тем, что это ключевая проблема?

-Я тоже с этим сталкиваюсь в своей практике, к сожалению. Видимо, существовали пробелы в медицинском образовании, когда на врачебную этику не было принято обращать внимание. Подчас мы видим ошибки своих коллег, но вместо того, чтобы спокойно «разрулить» ситуацию, начинаем говорить, что врач наделал ошибок с указанием конкретных фамилий и подводим к тому, что именно из-за этого пациент находится в плачевном состоянии. Думаю, одним из вариантов решения проблемы могло бы стать предложение Минздрава, когда врачебные ассоциации будут аттестовывать коллег по специальности.

С другой стороны, на лекциях и я, и мои коллеги стараемся студентам разъяснять, что высказать свое недовольство стоит тет-а-тет, наедине с доктором. Бывает, даже если я вижу, что тактически коллега что-то делает неправильно, все равно при пациенте стараюсь не вмешиваться и как-то сглаживаю ситуацию. Не надо медикам выплескивать свои эмоции. Ведь больной человек, он очень внимательно слушает врача и любое, даже случайно оброненное слово, может резко поменять настроение больного. Нужно быть очень внимательным в этом смысле.

Важно учиться не перекладывать вину на своих коллег, которые занимались больным раньше. Можно же как сказать: «Да, лечение было недостаточным, да мы его усилим, может дозировки поменяем. Врач начинал вас правильно лечить, но он молодой, где-то может не выписал более эффективный препарат, но ничего, мы сейчас все исправим. Все еще поймет он, все у него впереди, а мы с вами наладим, усилим, улучшим», – вот как надо вести разговоры с пациентами.

Еще я постоянно говорю своим более молодым коллегам, что с больными нужно беседовать. Это, кстати, упущение современных молодых врачей. Надо стараться выделять время и обязательно обсуждать с пациентом его болезнь. Иногда вопросы больных нелепы, повторяются или неправильно сформулированы, особенно у пожилых людей, которые, бывает, замыкаются на своей болезни. И тем не менее у пациентов всегда к врачу множество вопросов.

-В 2015 году было опубликовано исследование ВЦИОМ, согласно которому 65 % россиян оценивают качество медицинских услуг как низкое. Как вы думаете, чем это объясняется?

-Я с этой цифрой, конечно, не согласен. Большая часть населения получает услуги в том регионе, где живет. Для жителей Алтайского края выстроена четкая вертикаль – сначала вы можете получить помощь в участковой больнице, затем районной, краевом медучреждении и наконец в федеральном центре. Все эти уровни в крае представлены. Встречаются случаи, когда пациент нуждается во внешней консультации, это обращение за так называемой высокотехнологичной помощью в какое-то учреждение Москвы или Санкт-Петербурга, к примеру. Могу сказать, что у меня в практике обычно за год только 10-15 больных уезжают за пределы края. Все остальные лечатся здесь на месте, восстанавливаются и возвращают свою трудоспособность. Где же можно говорить тогда о 65 % недовольных больных? Скажу больше, у меня в среднем по отчетам проходит по урологии порядка 100 тысяч пациентов в год – как стационарно, так и амбулаторно. Вот и посчитайте, какой процент из них покидает край. Есть еще вот какой источник недовольства: человек приходит на прием уже настолько «упакованный» в своей болезни – он знает препараты, технологии, указывает на те лекарства, которые, по его мнению, лучше принимать и спорит с врачом...

Да, кто-то из богатых едет за границу, минуя нас, но не думаю, что это большое число людей. Кстати, далеко не все из них довольны качеством оказанной помощи. Больной может посмотреть на глянцевую сторону медцентров за границей - внешняя сторона, вы знаете, она всегда привлекательна - и начинает невольно сравнивать наши больницы и какой-то зарубежный госпиталь. Но нужно ведь учитывать и руки, и мозги, и человеческие отношения с врачами. У нас большинство медиков действительно высокопрофессиональны, умеют находить контакт с больным, а ведь как известно, и ласковое слово лечит – это та же психотерапия, которая иногда делает больше, чем самая виртуозная операция. А теперь представьте, приезжает наш пациент за рубеж, элементарно не зная языка. Как он общается с доктором, что понимает в таком случае?

-Как вы считаете, меняется ли с годами статус врача? В какую сторону и чем это обусловлено?

-Безусловно, статус врача меняется. В советское время было очень уважительное отношение к доктору. Врач и учитель на селе были первые люди. Их статус в том числе поддерживался публикациями в прессе, образами в художественных фильмах. Это была благородная профессия раз и навсегда. Затем, как я уже говорил, в 1990-е статус врача опустили, зарплата не соответствовала требованиям, которые выдвигались к медикам, и наступила определенная девальвация профессии. До сих пор у нас в крае наблюдается дефицит врачей по целому ряду специальностей, несмотря на то, что медуниверситет выпускает специалистов самого разного профиля. Вот казалось бы, что может быть благороднее профессия хирурга? А что мы наблюдали? В те годы начался отток: выпускники понимали, что ответственность у хирурга колоссальная, а финансовая сторона не обеспечена. Сейчас, правда, прослеживается другая тенденция – последние 3-4 года у студентов возвращается интерес к хирургии. Это ведет и к росту престижности специальности – все должно потихонечку восстановиться, предпосылки к этому есть.

-Для Алтайского края особенно актуальной выглядит доступность первичной медпомощи в сельской местности и в удаленных районах. Не секрет, что за последние годы наблюдалось массовое закрытие ФАПов. На ваш взгляд, важно ли количество ФАПов?

-ФАПы нужны, так как человек должен чувствовать свою защищенность – он должен понимать, что где бы он ни находился, все равно сможет получить медпомощь. ФАПы надо обязательно возвращать, а для этого привлекать врачей в районы, участковые больницы. Там, где администратор заинтересован в том, чтобы помощь была доступна, он всеми силами пытается привлечь молодых докторов к себе. Специалисты приезжают по распределению, им можно предложить жилье, оговорить специальные условия. Мне кажется, здесь начинается возрождение. Власть понимает, для того чтобы молодежь оставалась на местах, должна действовать вертикаль в населенном пункте: школа, врачебная амбулатория, магазин, клуб. По итогам последней приемной кампании в АГМУ поступило примерно 70 % целевиков – тех, кто вернется через несколько лет в районы, с кем муниципалитет подписал контракт. Это стоматологи, педиатры, терапевты. При этом у нас сейчас очень большой дефицит врачей на «скорой помощи», знаю, что ряд районов доплачивают студентам небольшие суммы к стипендии чтобы хоть как-то поддержать их.

-Как вы относитесь к программе «Земский доктор»? Многие из выпускников медвузов, отработав положенные пять лет и получив свой миллион, впоследствии уезжают из села. Есть ли меры нематериального порядка, способные вернуть кадры в село?

-Есть ведь юридические рычаги влияния – по срокам, отношению к работе, надо тщательнее контролировать процесс, все это управляемо. Ведь участники программы достаточно взрослые люди, а значит должны нести определенную ответственность. Их туда никто в конце концов не гонит, сейчас у нас нет принудительного распределения, как в СССР. Раньше, окажись выпускник в такой ситуации, попробовал бы он только дернуться. Ведь находили же способы удержать и без всякого материального обеспечения. Его просто на работу никуда не принимали, если он не отрабатывал определенное время на селе. Наверное, это жестковато выглядит, но тогда данная мера давала свои плоды. Сейчас почти все, как я уже говорил выше, зависит от местных властей, администрации района, сельсовета, главврача учреждения – если ты заинтересован в этом специалисте, надо сделать все, чтобы молодой врач не рвался удрать уже через месяц.

-Не секрет, что у нас есть проблемы с уровнем квалификации и образованием молодых врачей, доступностью узких специалистов. К слову, в Алтайском медуниверситете, где вы возглавляете кафедру урологии и нефрологии, уже больше года новый руководитель. Что поменялось в вузе после прихода экс-главы Алтайского Роспотребнадзора?

-10 лет до этого ректор заведывал кафедрой в нашем университете, хотя и пришел в АГМУ из другой структуры. Понятно, что ему непросто, но самое главное – мы все-таки прошли аккредитацию. Сейчас делать это становится очень тяжело и надо было как-то выходить из ситуации. Он с этой задачей совместно с коллективом успешно справился. Я со своих позиций 40-летнего пребывания в вузе вижу много моментов, которые указывают на благоприятное дальнейшее развитие университета.

Игорь Петрович за 1,5 года пребывания на посту ректора предложил ряд заметных изменений. Нельзя сказать, что коллектив воспринял все его начинания однозначно. Доктора вообще люди довольно инерционные, надо время, чтобы все поняли преимущества. Когда появляется новый метод диагностики, его будут воспринимать с опаской, пока он не докажет свою эффективность.

Можно выделить несколько составляющих работы нового ректора. Во-первых, обучение в вузе иностранцев. Это важное обстоятельство с учетом той демографической ямы, которую нам сулят. Очень важно и то, что качественно меняется состав студентов, это также дает возможность дополнительно зарабатывать вузу. Сейчас идет реорганизация кафедр АГМУ, повсеместно увеличивается нагрузка на преподавателей, насколько знаю, это уже произошло в других краевых вузах, такое же слияние и укрупнение кафедр в последнее время было в «политехе». Это вызвано необходимостью.

Начата организация симуляционного центра для обучения студентов и молодых врачей. Стало больше внимания уделяться науке. Так, был заключен договор между университетом и СО РАН. Много внимания ректор уделяет работе на перспективу – прикладывает усилия для начала строительства нового общежития. Из последних новшеств отмечу появление программы мобильной активности – когда подписывают договоры с соседними вузами, в первую очередь из Казахстана, происходит обмен специалистами, преподаватели читают лекции в других городах, к нам также приезжают коллеги из других вузов.

-Помимо других проблем недавно начались перебои с медицинскими препаратами. Последний пример — средство преднизолон. Чем это обусловлено? Настолько опасны такие неожиданные повороты на рынке?

-Я думаю это связано с нерасторопностью тех компаний, кто занимается снабжением лекарствами. Все же сейчас планируется – в том числе и объем необходимых медикаментов. Наверняка, краевым управлением по здравоохранению были озвучены планы поставок этого средства. Видимо, поменялся производитель и вовремя не сориентировались, а это сразу же бросилось в глаза потребителям. Конечно, человек, которому показан преднизолон, когда слышит в аптеке, что средство кончилось, будет нервничать. Это не просто препарат, он входит в список необходимых и важнейших, хотя есть и другие гормональные средства, которыми можно его заменить: врач всегда найдет возможность объяснить пациенту ситуацию и корректно поменять один препарат на другой.

-За последние несколько лет уровень достатка врачей и вспомогательного медперсонала в регионе вырос на 50-70 %. Тем не менее до сих пор зарплата медиков в Алтайском крае остается весьма скромной. С другой стороны постоянно проводимая оптимизация (слияние медучреждений) приводит к непомерной нагрузке на оставшихся врачей. Есть ли какие-то способы отрегулировать данную проблему?

-Зарплата врача во многом зависит от того, что он умеет. Допустим, врач работает в федеральном центре травматологии и владеет целым рядом уникальных хирургических операций, за которые ему платят. Здесь принцип такой: чем большими навыками владеешь – тем больше ты получаешь.

Многое зависит от того, что ты можешь дополнительного сделать в своей специальности, какие методики готов осваивать и внедрять, то есть надо учиться. И напротив, если врач сидит в поликлинике и ни к чему не стремится, у него по накатанной из года в год идет прием, назначается один и тот же набор медикаментов, он не ездит ни на какие конференции, на основании чего ему тогда поднимать зарплату? Конечно, чтобы расти нужно определенные усилия затрачивать и где-то финансово вкладываться. Многие из медиков еще и подрабатывают, трудясь в негосударственных структурах, есть среди них и очень солидные – тот же «Добрый доктор», «Здоровье», «Биотерм», «Антуриум» и другие, а вот там зарплата уже напрямую зависит от того, какими технологиями ты владеешь.

Настоящий врач учится всю жизнь, получает один, другой сертификат. Да и у больного такой специалист тоже вызывает большее доверие – к примеру, врач высшей категории да еще вдобавок и кандидат наук.

-Как вы в целом воспринимаете идею перехода к платной медицине? Например, чтобы вызывать «скорую» бесплатно можно было только четыре раза в год?

-У меня к платной медицине отношение отрицательное. Я врач старой советской закалки – тогда мы старались сделать все для больного, не имея никаких способов поощрения, кроме зарплаты. Букет цветов или коробку конфет я не считаю - это мелочь. Сейчас платность медицины приводит к тому, что у некоторых докторов денежный эквивалент определяет человеческое отношение к пациенту, он начинает относиться к больному ни как к человеку, который страдает и нуждается в помощи, а просто как к источнику дохода. Бывает, что к нам приходит больной с ворохом обследований и лекарств – начинаем разбираться и видим, что здесь неграмотно сработал доктор, он и не пытался вылечить пациента. Ну и совсем я не приемлю, когда врачи в государственных медучреждениях берут взятки – это просто ужасно. Но бывают и более вопиющие случаи – когда берут деньги и не оказывают нужного объема помощи – меня это бесит и вызывает крайне негативное отношение. Не знаю, почему у нас так все получается, может, потому что отрасль не отрегулирована до конца. Для меня больше устраивает, когда платная медицина не заменяет, а только дополняет госуслуги как альтернатива.